Он призывал нас успокоиться, вот только мне от его слов было крепко не по себе.

— Где мы? — спросил Арик.

— В Исподнем мире, — просто ответил Григорий Ефимович.

Для меня это прозвучало как: «Мы умерли… Влад нас убил».

Но мы были живы. Я почувствовал тепло ладоней, Арик взял меня за руку, а Николай сжал моё плечо, потому что вторая моя рука была занята — Дёмой.

Через несколько секунд длиной в вечность появился слабый свет, он шёл из груди Григория Ефимовича. Да и не Григорий Ефимович это был, а тот самый молодой мужчина, который тогда лежал в ручье. А рядом с ним стояла девушка — та, что пела о солнце, она тоже светилась — тепло, по-домашнему. Даждьбог и Леля в своём истинном обличье.

Свет от Даждьбога и Лели потёк по соединённым рукам моих товарищей, и темнота стала не такой беспросветной.

Дмитрий присвистнул и изрёк:

— Абсолютной темнота быть не может…

— Не может, — согласился Даждьбог. Назвать его Григорием Ефимовичем у меня не повернулся язык. — Даже слабый свет изгоняет самый густой мрак, — продолжил он и вдруг спросил: — Стихи пришли?..

— Не знаю пока, — ответил Дмитрий.

Он одной рукой прижимал к себе берестяной короб — чехол для гуслей, над которым с утра ещё работал Игорь Петрович, а другой держал за гриф гитару. Как и во время теракта, он не бросил свой инструмент, а заодно прихватил и гусли.

Парни с удивлением пялились на Даждьбога и Лелю, они их в божественном обличье видели впервые, но сейчас было не время для расспросов. Слабого света оказалось достаточно, чтобы разглядеть, что вокруг. И, честно скажу, лучше бы не видеть. Этот мир был мёртвый. Невыносимо мёртвый. И, что самое страшное, наш свет привлёк местных обитателей.

Мерзкие существа за границей света. Изломанные, уродливые и безмерно голодные. Они учуяли нас. Их глаза вспыхнули жаждой. А купола вокруг нас больше не было…

— Кто это? — спросил Арик.

— Это мёртвые души, — объяснила Агафья Ефимовна-Леля. — Души злодеев из всех эпох Рувении. Предатели, душегубы и другие преступники. За грехи свои обречённые на вечный холод.

— Чего они хотят от нас? — спросила Ритка.

— Тепла, — просто ответила Агафья Ефимовна-Леля. — Эти души жаждут душевного тепла. Они с лёгкостью выпьют вас, но никогда не смогут насытиться.

— Не отпускайте рук! — призвал Григорий Ефимович. — Держитесь крепче!

Всё моё существо было против. Тело призывало повернуться к опасности лицом и приготовиться к схватке, потому что бежать от этих зомбаков было некуда. Но Григорий Ефимович снова и снова повторял:

— Только не отпускайте рук! Свет — единственное, что может отпугнуть грешные души!

Не знаю, как насчёт отпугнуть. Пока свет их только привлекал…

Хотя, они действительно остановились на границе света, но так близко… Ещё чуть-чуть, и достанут своими мерзкими лапами… А пока с алчностью и тоской принюхивались.

— Велес, Влад, помогите нам, — попросила Агафья Ефимовна-Леля.

Я не понял, чего она хочет, но переспросить не успел.

«Разожги пламя!» — приказал Чёрный.

А как его разжечь, если тут, в этом смертном холоде, оно не горит⁈ Такой пожарище потух за один миг!

Но я печёнкой чувствовал: если не разожгу, нам крышка.

Точнее, крышка и есть! Мы уже в мире мёртвых! Но пока мы живы, шанс выбраться у нас остаётся. Это ж надо было мне умудриться открыть портал в Исподний мир… И как смог?

«У тебя кишка тонка для этого! — пробурчал Чёрный. — Это папенька расстарался! Не отвлекайся давай!»

Я с облегчением выдохнул. Чувство вины давить перестало. Но это не изменило нашей ситуации. Отсюда нужно было выбираться. И единственное, что пришло мне в голову — послушать богов и разжечь огонь.

Но как сосредоточиться на дыхании, если зомбаки вокруг стучат зубами и дёргают носами… Того и гляди кинутся. Я даже думать не хотел о том, что будет, если они нас достанут.

И тут я узнал одного… Сосед по лестничной клетке. Дядя Ваня. Постоянно пил и гонял жену с малолетним сыном… Очень неприятный тип! Помер в прошлом году — пьяный в драбадан на высокой скорости въехал в автобусную остановку. Мало сам погиб, так ещё и двоих прихватил — отскочить не успели. Так вот, значит, он где… Был урод, а теперь и вовсе — изломанный весь, иссохший, истлевший… Омерзительный! Вся гадостная сущность теперь на виду. Хорошо, что тётя Таня со Стёпкой не видят его таким.

Едва я узнал дядю Ваню, как тень узнала меня, и такая алчная радость вспыхнула в её глазах, что у меня волосы дыбом встали!

В этот момент затарахтел Дёма. Это было так неожиданно и так… чужеродно в мёртвом мире. А с другой стороны, мурчание Дёмы было до того естественным, что я отвлёкся от мертвяков и почувствовал на груди тепло.

Я не сразу вспомнил про свой оберег — триглав, вырезанный на берёзовом бруске, тот самый, на обратной стороне которого Чёрный выжег медвежью лапу. Я в последнее время совсем забыл об этом талисмане — болтается на груди, и ладно. А ведь он…

Прижав Дёму к себе, я взялся за оберег. И начал дышать через него. Не знаю, как это объяснить, это в сознании… Я вдыхал и выдыхал, мысленно пропуская воздух через оберег. Мне почему-то показалось, что так будет правильно. Потому что вокруг чужой мир, местной магией напрямую дышать нельзя, я это печёнкой чувствовал… И, знаете, помогло! Я почувствовал сначала едва различимое течение магии, а потом — и огонёк внутри себя.

Магия тут была иная. Не такая, как наверху. Но пропущенная через оберег, огню она подошла. Оставалось только подобрать силу потока, чтобы костёр разгорался, а не тух.

Увлёкшись экспериментами с местной магией, я забыл про окружение. Вернули меня в реальность аплодисменты.

Я открыл глаза и увидел Чернобога. Он был вроде и такой же, как «наверху», а вроде и другой — внутри темнело средоточие холода и мрака. Он стоял в окружении мёртвых душ, они заискивали перед ним, как щенки перед хозяином. А он смотрел на меня и хлопал в ладоши, мол, какой молодец!

Я глянул на Григория Ефимовича с Агафьей Ефимовной. Они молча сверлили глазами Чернобога, ждали, что тот скажет.

А он, отпихнув особо ластящуюся тень, шагнул в круг света.

— Отлично, Влад Джеймс Влад! Я и не подозревал, что ты внук Огня. Мой сын не дурак, знал, кого выбирать! Жаль, что сынок переметнулся к врагам…

— Это ты переметнулся к врагам! — заступился я за Чёрного.

Чернобог заржал. Точнее, захрюкал, как свинья. Надо же, такой весь лощёный, а смех сплошное хрюканье.

— Нет! — сказал, отсмеявшись, Чернобог. — Я всегда на своей стороне. Только на своей! Ни к вам, ни к Сан Санычу я не имею и не имел никакого отношения!

— Ой ли? — усмехнулся Григорий Ефимович. — Ты с нами ставил купол!

— Тактический манёвр, не более, — отмахнулся Чернобог. — Мы тогда были слишком слабы. Нам требовалось время, чтобы подкопить силы и внести в ваши ряды раздор…

Григорий Ефимович с Агафьей Ефимовной переглянулись, и я увидел понимание и сожаление на их лицах. Что понимали, о чём сожалели боги — об этом я мог только догадываться.

— Но вы мне не интересны, — продолжал Чернобог. — Я пришёл за сыном. Пойдём со мной, Велес!

«Нет, — ответил Чёрный. — Они все жрали мне. И Даждьбог с Лелей тоже. Я их не оставлю».

Чернобог от этих слов съёжился, как от удара и с ненавистью глянул на Ефимовичей.

— Паскуды! — зашипел он. — Я уничтожу вас! Сам! Своими руками! А потом добью остальных! — Чернобог помолчал и с усмешкой добавил: — Или нет! Я оставлю вас грешным душам. Даждьбог, ты проиграл! Ваш свет скоро погаснет — ты не сможешь поддерживать его долго. Мы оба с тобой хорошо знаем, что наверху день, и ты должен вести солнечный диск сквозь верхнее небо, вся твоя сила там. А тут… До ночи вы не продержитесь. Сюда скоро вернётся первозданная темнота и тогда мои зверушки разберутся с вами. Вы ещё будете молить о скорой смерти!

Я смотрел на него и вспоминал Сан Саныча, цепочку от автоматной очереди в допросной, его решение разрушить купол, теракт, которым он подставил всех, в ком есть магия, и мне было смешно. Смешно от самоуверенности вот этого бога. Бога, который борется с другими богами в то время, как человек накинул ему петлю на шею и готов выбить табурет из-под ног.