Я по-новому взглянул на дерево, ощущая тепло на груди — амулет разгорался.

Дёма, поняв, что я заинтересовался, вскочил на нижнюю ветку и уже оттуда призывно заорал.

— Похоже, он нас на дерево приглашает, — с удивлением прокомментировал Григорий Ефимович.

— Но ведь это не древо жизни… — удивилась Агафья Ефимовна.

— И низкое к тому же, — присоединился к ним Боря.

— Какое-то хиленькое, — согласился Артём. — тут и одному делать нечего.

Теперь уже все стояли и рассматривали берёзу, а Дёма продолжал орать.

Я почувствовал позади себя шевеление и оглянулся.

Зомбаки проявляли беспокойство. Они переступали, топтались, стучали зубами, порыкивали.

Снова в первые ряды выдвинулись знакомцы, теперь уже все кучей и хором начали уговаривать нас обогреть их, не бросать — им тут холодно…

Блин! Нам тоже было холодно! И голодно! И пить хотелось невыносимо! А главное, хотелось поскорее убраться отсюда!

Короче, я решил довериться Дёме, погладил амулет и шагнул к берёзе, потрогал её. Ствол был каменно-холодный и шероховатый.

Едва я взялся за ветку, как Дёма перебрался чуть выше и уже оттуда принялся призывно мяукать.

— Прыжок веры… — задумчиво произнёс Игорь Петрович.

— Скорее дерево веры, — согласился с ним Боря.

Перед тем, как оторвать ноги от земли, я повернулся к нашим и сказал:

— Хватайтесь за ветки как можно ближе к стволу.

И тут же продемонстрировал, как.

Я не был чемпионом по лазанью по согнутым берёзам, растущим в мире мёртвых, однако упорно цеплялся за ветки. И вот что удивительно: деревце было не самое высокое, к тому же верхушка загнута… Ну некуда тут лезть! Однако я цеплялся за ветки и поднимался всё выше…

Разглядывая мелькающий перед носом хвост Дёмы, я знай твердил: «Спасибо тебе, древесница, спасибо тебе за науку…»

Вниз я старался не смотреть, но знал, что наши карабкаются вслед за мной.

Мне было интересно, полезли или нет за нами грешные души, и если полезли, то как быстро догонят? Но Игорь Петрович был прав — это прыжок веры. Я поверил Дёме и прыгнул, точнее полез на хилое деревце.

Оно уже давно должно было согнуться под моим весом — оно вон и своего ствола не держало, макушка-то согнута. Ну или должно было закончится — берёза реально казалась невысокой. Тем не менее, перед лицом мелькали всё новые и новые ветки. Какие-то удобно ложились под руку или ногу, а до каких-то приходилось тянуться.

Снизу берёза выглядела совсем иначе, мне даже в голову не могло прийти, что она такая высокая. Однако, что хотите со мной делайте — дерево было огроменным!

Оберег грел. Не обжигал, а именно грел. От этого на душе становилось тепло.

Светоч, который поднимался вместе с нами, озарял только ветки. Вверху и внизу лежал глухой мрак. И по сторонам — ветки уходили в темноту. Но света хватало, чтобы видеть следующую ветку, за которую можно схватиться.

Я цеплялся за очередную ветку, подтягивался, цеплялся за следующую… переступал поудобнее, подтягивался… Снова и снова.

Привычки лазать по деревьям у меня не было, поэтому вскорости руки от напряжения начали ныть, ноги — дрожать, но я понимал: назад нельзя, останавливаться тоже не имеет смысла — если только на минуту — перевести дыхание. Но всякий раз, как я замедлялся, Дёма начинал отчаянно вопить, и мне ничего не оставалось, как карабкаться вверх.

Это, конечно, было совсем не то, что в моём сне, когда я прыгал с ветки на ветку. Во снах всё происходит иначе, там и летать можно. В реальности я бы летать не рискнул. Да и прыгать по веткам тоже — далековато… Тут точно улететь можно! И не куда-нибудь, а в объятия зомбаков. А оно мне надо?

Надо будет потом древеснице сплести красивые лапоточки. Сделать мяконькие. Она, конечно, в траву ножки заворачивает, но зимой-то трава под снегом, завернуться не во что. А так будет её ножкам тепло.

Если ещё раз мне доведётся водить хоровод с лесными девушками, я буду делать это старательно. Столько, сколько понадобится. Буду заботиться о деревьях! Особенно о берёзах! Буду любить их трепетно и нежно… Если понадобится, буду поить собственной кровью!

Интересно, как древесница узнала, что нам нужно выбраться? Это ведь она вырастила здесь берёзу? Или не она? В любом случае надо будет сказать ей спасибо! У неё золотые руки — в жизни не видел такого прекрасного дерева!

Я вспоминал встречи с древесницей — как она в первый раз появилась, как потом лапоточки вернула, сказала: Марине нужнее…

Марина… Наверное, устала. Хорошо, что я принёс девчонкам одежду, а то карабкались бы сейчас по веткам в концертных платьях и в туфлях на каблуках. Они ведь лезут на дерево? Не остались внизу?

Попробовал представить, как это — лезть на дерево в концертном платье… Не смог. Я вообще не представляю, как можно ходить в платье. Наверное, не удобно. Хотя, девчонкам нравится. Не всем, правда, но красиво…

И тут меня осенила мысль: мы сейчас в Исподнем мире, в него проваливаются. Значит, мы под землёй? А по берёзе ползём вверх… Может, мы так и до нашего мира долезем? Круто!

Эта мысль согрела, сил прибыло, и я немного добавил скорости.

Жалко мясо, которое добыл Николай. Оно же теперь пропадёт. Там же ещё много осталось. Интересно, когда мы сможем поесть? Или хотя бы попить…

Едва я вспомнил про воду, как все остальные мысли улетучились.

Во рту было не просто сухо, а невыносимо сухо.

Тело требовало воды. Внутри меня перекатывались барханы Сахары… Сплошной песок.

Вспомнилась папина фраза: песок сыпется из стариков, чтобы молодёжь на своих соплях не поскальзывалась.

Я именно это и сделал — поскользнулся на соплях. С того момента, как решил с Ариком пойти на концерт, и началось сплошное поскальзывание. Но теперь даже сопли высохли.

Да, высохли. Зато больше не скользко…

А если бы ветки были влажными?

То-то же! Во всём есть свои плюсы.

Что-то конца краю этому небольшому деревцу не было!

Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее. Было сухо и холодно.

Говорят, при сухом воздухе мороз легче переносится. Но мороз — чистый, честный, румяный, хрустящий, а тут? Тут холод смертный. Он при любой влажности мерзкий.

А если бы был обычный, то как было бы? Так же холодно? Или нет? Сравнить бы…

Или представить, например, что я лезу не по берёзе, а по скалам куда-нибудь на самую высокую вершину мира?

Я зацепился за следующую ветку, как за камень и представил, что камень пошевелился. Тут же рука соскользнула, и я чуть на сорвался.

Сердце выскочило в горло. Я вцепился в ветки изо всех сил и остановился.

Сразу перед носом появилась озабоченная мордочка Дёмы.

— Мяу? — спросил Дёма.

— Да лезу, я лезу! — ответил я котёнку, держась за ветку одной рукой и разминая замёрзшие пальцы на другой — они плохо слушались.

Я-то лезу, а вот как остальные? У Васька́вообще рука сломана. Как он? И Славка с Вовкой ещё внизу из сил выбились, а тут столько взбираться! И страховки нет… А вдруг Васёк неудобно схватится одной рукой, и рука соскользнёт? Он рефлекторно попытается удержаться второй, а она сломана… И он, ударяясь о ветки, полетит к зомбакам, сшибая на лету всех остальных…

От этих мыслей меня замутило, как будто я сам падаю.

«Стоп! — приказал я себе. — Прекрати панику! Тебе ещё маму с папой и с Сонькой спасать! А если ты тут свалишься, то кто поможет твоим близким? И кто грохнет этого урода Сан Саныча⁈ Так что цепляйся за ветки и лезь! Это всё, что ты сейчас можешь сделать!»

И я лез. Цеплялся, подтягивался, переступал, снова цеплялся…

А вдруг тут есть какие-то хищные птицы или летающие ящеры, которые любят живую человечинку? Подлетит такая, и что я сделаю? Я даже отмахнуться не смогу!

«Нет тут ни ящеров, ни хищных птиц, — хмуро пробурчал Чёрный. — С голоду передохли. Не бывает тут живой человечинки!»

— Не бывает, и хорошо, — ответил я Чёрному.

И задумался. Что-то не нравилось мне настроение Чёрного. Понятно, что всем нам тяжело, но ему-то тут, в Исподнем мире, ничего не грозит, а он хмурый и раздражённый, как будто сорвётся вот-вот.